Беседа о смерти
Моя замечательная студентка Оля Мургина перевела мысли о смерти, которыми Клаудио Наранхо поделился со своими друзьями, сидя с ними в торговом центре.
Осознание смерти
Не знаю, понимают ли люди, что умрут. Мы все умрем и довольно скоро. Через пару десятков лет… И умрем не только мы, а все знакомые нам люди. Это правда. Мы живем так, как будто это не имеет для нас значения. Дело в том, что сегодня мы это знаем только на уровне своего интеллекта, но не знаем на уровне эмоций.
Одного современника Мухаммеда, Увайса Аль-Карани, однажды спросили: «Как ты чувствуешь себя?» И он ответил: «Как человек, который умрет». Тот, кто задал ему вопрос, сказал, что так мог бы ответить любой, это происходит со всеми людьми. И Аль-Карни ответил: «Но не все это чувствуют». Мы говорим, что умрем, но не чувствуем этого.
Как может быть, что мы не чувствуем, что умрем? Ведь если бы мы чувствовали, что умрем, то стали бы гораздо лучше. Мы бы не были такими нарциссичными, если бы знали, что умрем. Если бы мы знали, что нам осталось жить совсем немного времени, мы бы использовали его с большей пользой. Если бы мы знали, что смерть находится за углом, что она может прийти неожиданно, если бы мы действительно это знали, мы бы посвятили себя немного больше поиску того, что не является простым выживанием и удобством, или деньгами, или статусом, а является более глубокими жизненными вещами. Мы бы больше посвятили себя их поиску, если бы знали, что жизнь – это дефицитный ресурс. Каковым она и является.
Мы видим настоящее, как что-то уже прошедшее, завершенное.
Когда настоящее судим,
как будто бы время в могилу,
как вода, утекло,
и если мудры мы будем, -
отдадим то, что не наступило,
за то, что прошло, - говорил Хорхе Манрике.
Тогда может ли быть тот факт, что смерть очевидна и мы ее не чувствуем, быть своего рода парадигмой подавления, неосознания? Мы осознаем вещи, благодаря своему мозгу, но не осознаем их всем своим существом, потому что они слишком велики, слишком глубоки, слишком неудобоваримы. Чем дальше человек от того, чтобы жить настоящей жизнью, чем больше этот человек потерян, чем меньше он находится в согласии со своими возможностями, со своей судьбой, чем меньше он живет для своей души и для других людей, тем болезненней осознание смерти, это возвращение к реальности. Реальность менее удобоварима. Смерть означает самое ужасное пробуждение для человека, чья жизнь не имеет смысла.
Человек, удовлетворенный своей жизнью, может сказать: «Мне уже достаточно, я мог бы спокойно умереть».
Что люди меньше всего знают о жизни? Слепоту. Людям не видно слепое пятно, механизм подавления мира, механизм, из-за которого не видны некоторые вещи, которые находятся прямо перед глазами. Это универсальная вещь, Бог, природа, возможность не только видеть, но и не видеть, когда мы не хотим этого.
Гурджиев, великий русский учитель, который уже не так известен в наши дни, своего рода «русский Сократ», в начале прошлого века говорил, что нам вживили специальный орган, чтобы усыпить в нас осознание смерти, что сама природа хочет видеть нас неосознанными зверюшками. Мы ведь кормим поросят и ягнят, чтобы потом съесть их, так и природа хочет откормить нас и съесть, чтобы мы прожили свои жизни биологических существ для достижения природой своих целей, и получается, что жить с высшей целью означает обкрадывать природу, хотеть что-то привнести в нее, что-то, что находится на другом уровне.
Таким образом, поскольку природа как бы обладает инертностью, для которой достаточно того, чтобы мы были живыми существами, она не нуждается в таком количестве осознающих…
Но цель жизни можно достичь, будучи осознанным. Все духовные традиции говорят о том, что осознание начинается с осознания смерти. Или, говоря другими словами, осознание того, что все призрачно, непостоянно, преходяще, что если мы не поймаем тот момент, в котором живем здесь и сейчас, то уже не сможем схватить его никогда, он неповторим. И это не внешние вещи, если мы находимся в поисках Бога, то Бог уже есть и мы не можем видеть его, контактировать с ним. Бог находится внутри нас, находится на расстоянии не то чтобы вытянутой руки, но он доступен нашему внутреннему взгляду. Но это мимолетный момент и мы не готовы к его восприятию. Мы живем с жаждой уловить это, хотя и не можем правильно назвать, чего жаждем, и эта жажда нас приводит к фантазиям, тому или иному способу удовлетворения, благодаря которому мы удовлетворяем это желание или когда мы заканчиваем эту цепочку мыслей, следующая мысль удовлетворяет наше желание. И если мы фантазируем, фантазируем, то находимся во власти наших мечтаний внутри наших фантазий, как люди, которые подсажены на телевидение. Телевидение обладает большим искусством развлекать людей самыми тривиальными вещами. Такова индустрия сплетен о том, что произошло с одной актрисой второго плана и ее любовником, и это на самом деле ни для кого не представляет интереса, не меняет ничью жизнь, а просто развлекает тебя, потому что люди уже так отделены от своего внутреннего мира, что их давит пустота. И для того, чтобы прийти к себе, - а это единственное, что удовлетворило бы нас, - мы должны пройти по коридору изо льда, коридору ужаса перед пустотой или, наконец, по коридору предчувствия нашей смертности.
Это то, что привнес Хайдеггер в философию. Жить до самой смерти. Он говорит, что жить - это жить в Бытии, это Быть до самой смерти, это структура самого Бытия, но до самой смерти… И если мы хотим пробудиться, если хотим быть настоящими, мы должны соприкоснуться с этой реальностью, ее нельзя спрятать, нельзя спрятать что-либо на небесах. Мартин Хайдеггер – католик, начинал как теолог, и он бросил теологию, потому что обнаружил, что теология должна была пройти через реальность прежде, чем сделать прыжок к высшему, как укрытие от невыносимого бытия.
Осознание смерти
Не знаю, понимают ли люди, что умрут. Мы все умрем и довольно скоро. Через пару десятков лет… И умрем не только мы, а все знакомые нам люди. Это правда. Мы живем так, как будто это не имеет для нас значения. Дело в том, что сегодня мы это знаем только на уровне своего интеллекта, но не знаем на уровне эмоций.
Одного современника Мухаммеда, Увайса Аль-Карани, однажды спросили: «Как ты чувствуешь себя?» И он ответил: «Как человек, который умрет». Тот, кто задал ему вопрос, сказал, что так мог бы ответить любой, это происходит со всеми людьми. И Аль-Карни ответил: «Но не все это чувствуют». Мы говорим, что умрем, но не чувствуем этого.
Как может быть, что мы не чувствуем, что умрем? Ведь если бы мы чувствовали, что умрем, то стали бы гораздо лучше. Мы бы не были такими нарциссичными, если бы знали, что умрем. Если бы мы знали, что нам осталось жить совсем немного времени, мы бы использовали его с большей пользой. Если бы мы знали, что смерть находится за углом, что она может прийти неожиданно, если бы мы действительно это знали, мы бы посвятили себя немного больше поиску того, что не является простым выживанием и удобством, или деньгами, или статусом, а является более глубокими жизненными вещами. Мы бы больше посвятили себя их поиску, если бы знали, что жизнь – это дефицитный ресурс. Каковым она и является.
Мы видим настоящее, как что-то уже прошедшее, завершенное.
Когда настоящее судим,
как будто бы время в могилу,
как вода, утекло,
и если мудры мы будем, -
отдадим то, что не наступило,
за то, что прошло, - говорил Хорхе Манрике.
Тогда может ли быть тот факт, что смерть очевидна и мы ее не чувствуем, быть своего рода парадигмой подавления, неосознания? Мы осознаем вещи, благодаря своему мозгу, но не осознаем их всем своим существом, потому что они слишком велики, слишком глубоки, слишком неудобоваримы. Чем дальше человек от того, чтобы жить настоящей жизнью, чем больше этот человек потерян, чем меньше он находится в согласии со своими возможностями, со своей судьбой, чем меньше он живет для своей души и для других людей, тем болезненней осознание смерти, это возвращение к реальности. Реальность менее удобоварима. Смерть означает самое ужасное пробуждение для человека, чья жизнь не имеет смысла.
Человек, удовлетворенный своей жизнью, может сказать: «Мне уже достаточно, я мог бы спокойно умереть».
Что люди меньше всего знают о жизни? Слепоту. Людям не видно слепое пятно, механизм подавления мира, механизм, из-за которого не видны некоторые вещи, которые находятся прямо перед глазами. Это универсальная вещь, Бог, природа, возможность не только видеть, но и не видеть, когда мы не хотим этого.
Гурджиев, великий русский учитель, который уже не так известен в наши дни, своего рода «русский Сократ», в начале прошлого века говорил, что нам вживили специальный орган, чтобы усыпить в нас осознание смерти, что сама природа хочет видеть нас неосознанными зверюшками. Мы ведь кормим поросят и ягнят, чтобы потом съесть их, так и природа хочет откормить нас и съесть, чтобы мы прожили свои жизни биологических существ для достижения природой своих целей, и получается, что жить с высшей целью означает обкрадывать природу, хотеть что-то привнести в нее, что-то, что находится на другом уровне.
Таким образом, поскольку природа как бы обладает инертностью, для которой достаточно того, чтобы мы были живыми существами, она не нуждается в таком количестве осознающих…
Но цель жизни можно достичь, будучи осознанным. Все духовные традиции говорят о том, что осознание начинается с осознания смерти. Или, говоря другими словами, осознание того, что все призрачно, непостоянно, преходяще, что если мы не поймаем тот момент, в котором живем здесь и сейчас, то уже не сможем схватить его никогда, он неповторим. И это не внешние вещи, если мы находимся в поисках Бога, то Бог уже есть и мы не можем видеть его, контактировать с ним. Бог находится внутри нас, находится на расстоянии не то чтобы вытянутой руки, но он доступен нашему внутреннему взгляду. Но это мимолетный момент и мы не готовы к его восприятию. Мы живем с жаждой уловить это, хотя и не можем правильно назвать, чего жаждем, и эта жажда нас приводит к фантазиям, тому или иному способу удовлетворения, благодаря которому мы удовлетворяем это желание или когда мы заканчиваем эту цепочку мыслей, следующая мысль удовлетворяет наше желание. И если мы фантазируем, фантазируем, то находимся во власти наших мечтаний внутри наших фантазий, как люди, которые подсажены на телевидение. Телевидение обладает большим искусством развлекать людей самыми тривиальными вещами. Такова индустрия сплетен о том, что произошло с одной актрисой второго плана и ее любовником, и это на самом деле ни для кого не представляет интереса, не меняет ничью жизнь, а просто развлекает тебя, потому что люди уже так отделены от своего внутреннего мира, что их давит пустота. И для того, чтобы прийти к себе, - а это единственное, что удовлетворило бы нас, - мы должны пройти по коридору изо льда, коридору ужаса перед пустотой или, наконец, по коридору предчувствия нашей смертности.
Это то, что привнес Хайдеггер в философию. Жить до самой смерти. Он говорит, что жить - это жить в Бытии, это Быть до самой смерти, это структура самого Бытия, но до самой смерти… И если мы хотим пробудиться, если хотим быть настоящими, мы должны соприкоснуться с этой реальностью, ее нельзя спрятать, нельзя спрятать что-либо на небесах. Мартин Хайдеггер – католик, начинал как теолог, и он бросил теологию, потому что обнаружил, что теология должна была пройти через реальность прежде, чем сделать прыжок к высшему, как укрытие от невыносимого бытия.